Советский шпион сожалеет о том, что предал Родину ("The Times",Великобритания)
23.07.2009, 15:11 |
Антони Блант в мемуарах, опубликованных через 25 лет после его смерти, признается, что раскаивается в содеянном
Обман и скрытность – неотъемлемая часть модус вивенди шпионов, основа основ их существования. Однако сегодня Антони Блант (Anthony Blunt), спустя чуть более четверти века после своей смерти, раскрывает нам захватывающие подробности своей жизни российского шпиона, которому в обмен на чистосердечное признание позволили сохранить статус советника английских монархов и хранителя королевских картин.
Бланта публично разоблачили в 1979 году, через 15 лет после того, как он признался в том, что был четвертым членом «Кембриджской группы» российских агентов (некоторые из них — Гай Берджес (Guy Burgess ), Дональд Маклейн (Donald Maclean), и Ким Филби (Kim Philby) скрылись на территории СССР). После своего разоблачения Блант написал мемуары (30 000 слов), которые в 1984 году анонимно передал Британской библиотеке с условием, что они будут оставаться закрытыми на протяжении 25 лет после его смерти. Сегодня эти воспоминания стали достоянием широкой общественности, и в связи с этим встает один любопытный вопрос: способен ли шпион даже на смертном одре говорить правду? Полную правду?
Блант утверждает, что его решение шпионить в пользу России, к которому его склонил друг и коллега по разведработе Гай Берджес, было «величайшей ошибкой в его жизни». Он также рассказывает, как, после того, как Маргарет Тэтчер назвала его имя в Палате Общин, он хотел покончить с собой, а также о том, что собирался бежать в Россию, но быстро отказался от этого шага.
Возможно, он действительно считал это ошибкой, однако из мемуаров – слово «исповедь» вряд ли применимо к документу, где практически не дается никаких подробностей о его деятельности в пользу России – явственно следует, что, несмотря на раскаяние, в душе он хранил верность не стране, которую предал, а своим коллегам-изменникам.
Центральной фигурой в этой истории был Берджес, блестящий гомосексуалист, с которым Блант познакомился в Кембридже в бурные 1930-е годы. Берджес был простым студентом, Блант — преподавал в Тринити-колледже, и сперва не обратил никакого внимания на неукротимого ученика. Однако вскоре Берджес его покорил. «Он мог быть капризным и упрямым как в споре, так и в простом общении, но в последнем случае здравый смысл быстро одерживал над ним верх, и он так искренне просил прощения, что совершенно невозможно было долго сердиться на него», — пишет Блант.
Блант, который тоже был гомосексуалистом, настоял на том, чтобы их отношениях с Берджесом оставались исключительно дружескими. Но он не смог устоять перед пылкой увлеченностью Берджеса политикой левого толка, которое в студенческой среде стало «практически новой религией».
Когда фашизм начал воцаряться в Европе, Блант решил, что ему пора выбирать, на чьей он стороне. Но Берджес оказался на шаг впереди, и, когда Бланту предложили вступить в компартию, Берджес настойчиво уговаривал его не делать этого. Вместо этого он предложил Бланту работать вместе с ним на НКВД, одну из предшественниц КГБ. «Так мне пришлось принимать самое важное в моей жизни решение, — пишет Блант. – Я мог бы вступить в ряды компартии, но Гай, который обладал исключительным даром убеждения, доказал мне, что став его коллегой, я смогу принести больше пользы. Чего я в то время не понимал, так этого того, что я был так наивен в политическом плане, что не имел права связывать себя подобными политическими обязательствами».
«Атмосфера в Кембридже была настолько наэлектризованной, там так горячо поддерживали любую антифашистскую деятельность, что я свершил самую большую ошибку в своей жизни».
Изначально ему отвели роль «рекрутера», и он помог завербовать пятого члена «Кембриджской группы», Джона Кернкросса (John Cairncross), и американца Майкла Стрейта (Michael Straight), который позже донес на него.
Когда Блант в 1936 году оставил Кембридж, его московские кураторы какое-то время его не задействовали, и он стал «спящим» агентом. И тут в повествовании Бланта появляются огромные пробелы, видные невооруженным глазом. Каким образом его опять «активировали»? Об этом он не рассказывает. Что именно он делал для НКВД в военное время, когда работал в МИ-5 и, как утверждают историки, передал своим московским кураторам множество секретных документов? Об этом Блант, к сожалению, тоже умалчивает.
После войны Блант ушел из МИ-5 и в 1945 году стал хранителем королевских картин – на этом посту он оставался до 1972 года, — однако порвать с прошлым оказалось сложнее, чем он думал. «Я разочаровался в марксизме и в России. Я надеялся, что мои русские друзья оставят меня в покое, что я смогу опять вести нормальную жизнь, заниматься наукой. Конечно, все оказалось не так просто, потому что я был в курсе того, что Гай, Дональд и Ким продолжали заниматься разведдеятельностью».
Когда Берджес и Маклин в 1951 году бежали в Москву, российский связной Бланта сказал, что ему тоже придется покинуть Родину. Однако его бегство было подготовлено, как считает Блант, настолько «примитивно», что непременно должно было закончиться его арестом.
Блант отправился спать в полном унынии, но, по его словам, утром проснулся, точно зная, что ему делать. «Я не знаю, можно ли принимать решения во сне, но со мной, кажется, произошло именно это. Я четко осознал, что готов пойти на риск, оставаясь в своей стране, но не хочу скрываться в России».
После бегства Берджеса и Маклина, Блант предложил своим бывшим коллегам по МИ-5 пустить их в квартиру Берджеса без ордера на обыск. Так ему удалось под самым их носом изъять два компрометирующих его и Филби документа, которые свидетельствовали об их причастности к деятельности перебежчиков.
В 1964 году игра закончилась. Стрейт разоблачил его. Бланту предоставили иммунитет от судебного преследования в обмен на то, что он даст исчерпывающие показания МИ-5. Он поверил, что его история останется в тайне и вернулся к своей работе историка, «с легким сердцем и уверенностью в будущем».
Когда в конце 1970-х годов стало понятно, что тайна его прошлого вот-вот будет раскрыта, Блант на полном серьезе подумывал о самоубийстве. «Многие сказали бы, что подобный шаг сделал бы мне честь… Но я пришел к выводу, что это, напротив, стало бы трусливым выходом из ситуации», — пишет Блант.
По словам Бланта, у него была еще одна причина, по которой он решил не сводить счеты с жизнью. Он хотел завершить работу над рядом книг по истории искусства. И его мемуары, собственно говоря, посвящены именно этой теме. Блант не считал себя человеком, который провел большую часть сознательный жизни, предавая Родину, он почитал себя историком искусства, который однажды совершил роковую ошибку.
Комментариев нет:
Отправить комментарий